Экономический курс. Второй доклад

Дорнах, 25 июля 1922 года

Первые понятия, взгляды, которые нам необходимо развить по отношению к народному хозяйству, будут довольно сложными — по совершенно естественной причине. Надо представить себе, что эко­номика, понимаемая даже как мировая экономика, находится в непре­станном движении; подобно крови в человеческом организме, блага в виде товаров протекают всевозможными путями через весь хозяйствен­ный организм. В этом хозяйственном процессе мы должны выделить как наиважнейшее то, что происходит при купле и продаже. По край­ней мере, для современной экономики это именно так. Какие бы явле­ния нам еще ни встретились — а мы ведь будем обсуждать самые разнообразные импульсы хозяйственного организма, — экономика, как таковая, приближается к человеку тогда, когда ему нужно что-либо продать или купить. Между покупателем и продавцом происходит то, к чему, в конце концов, устремлено и на что инстинктивно направле­но мышление каждого простого человека относительно народного хо­зяйства; к этому, по существу, все и сводится.

Посмотрим же, что происходит, когда в хозяйственном кругоо­бороте проявляются купля и продажа. В этом случае человека интере­сует цена того или иного товара, того или иного блага. В конечном счете цена — это тот вопрос, к которому сводятся важнейшие эконо­мические рассмотрения; ибо в цене завершается все, что импульсиру­ет народное хозяйство и дает ему силу. Следовательно, мы должны прежде всего заняться проблемой цены; но проблема цены совсем не проста. Попробуйте-ка осмыслить лишь самый простой случай. В не­котором месте А находится какой-либо товар, имеющий в этом месте А определенную цену; здесь его не покупают и поэтому увозят. Нужно добавить к этой цене то, что необходимо заплатить за доставку груза в место В. Цена меняется в ходе обращения. Это — простейший, можно сказать, банальный случай. Бывают, конечно, гораздо более сложные случаи.

Возьмем, например, дом в большом городе; в данное время он оценивается такой-то суммой. Через 15 лет тот же дом оценивается, может быть, в 6-8 раз большей суммой. Совсем не надо думать, что главным фактором повышения цены является обесценивание денег. Оставим это в стороне. Цена может повыситься просто потому, что за это время вокруг было построено много других домов, вблизи появи­лись здания, которые особенно повышают стоимость этого дома. Мог­ли возникнуть десять, пятнадцать совсем других причин, по которым возросла цена дома. Собственно, мы никогда не можем установить для отдельных случаев нечто универсальное, чтобы однозначно опре­делять в данном месте на основании каких-то условий цену домов или скобяных изделий, или зерна. — Мы можем сказать только одно: не­обходимо наблюдать, как колеблются цены в зависимости от места и времени. И мы можем проследить некоторые условия, благодаря ко­торым в конкретном месте определенным образом устанавливается цена. Но общее определение того, как складывается цена, собственно, невозможно. Поэтому снова и снова приходится удивляться, когда в широко используемых экономических трудах о цене говорится так, как будто ей можно дать определение. Но ей невозможно дать опреде­ление, ибо цена везде и всюду есть нечто конкретное, а всякие дефи­ниции именно в случае народного хозяйства никак не приближают к существу проблемы.

Я наблюдал в жизни такой случай. В одной местности земельные участки были очень дешевы. Довольно известный человек принадле­жал к некоему обществу. И это общество скупило все дешевые участки и побудило этого известного человека выстроить себе в той местности дом. Затем земельные участки были распроданы. Их смогли продать значительно дороже, чем они стоили при покупке, только потому, что знаменитый человек распорядился построить там дом.

Эти примеры показывают вам, от каких неопределенных усло­вий зависит цена вещи в экономическом процессе. Вы теперь, конеч­но, можете сказать: да, но такие сделки надо облагать налогом. — Зе­мельные реформаторы и подобные им деятели выступают против та­ких случаев, они хотят установить что-то вроде справедливой цены путем всевозможных мероприятий. Это можно сделать; но с эконо­мической точки зрения цена от всего этого не изменится. Если подоб­ное происходит и, скажем, земельные участки продаются дороже, то можно отобрать у людей деньги, например, в виде высокого земель­ного налога. Тогда эти отобранные деньги присваивает себе государ­ство. Но это, однако, не соответствует действительности. В действи­тельности вещь все-таки стала дороже. Следовательно, вы можете при­нимать любые контрмеры, но они только маскируют действительность. Цена — все та же, какой она была бы и без этих мер. Этим достигают только перераспределения; и в экономическом смысле неверно гово­рить, что земельные участки спустя 10 лет не стали дороже, даже если путем некоторых мероприятий эти вещи замаскировали. Дело в том, что экономика должна твердо опираться обеими ногами на действи­тельность, и можно говорить только о тех отношениях в экономике, которые существуют именно в определенное время в определенном месте, о них и надо вести речь. Мысль, что вещи могут быть иными, потом, конечно, возникает у того, кто желает человечеству прогресса; но надо с самого начала рассматривать эти вещи в соответствии с данным моментом действительности. Отсюда вы видите, что невоз­можно, собственно говоря, подойти к важнейшему понятию эконо­мики, к цене, и что невозможно охватить эту цену четко очерченным понятием. Таким путем ни к чему нельзя прийти в экономической науке. Должны быть проложены совершенно иные пути. Надо рас­смотреть сам экономический процесс.

И все же проблема цены — наиважнейшая проблема, и на нее мы должны направить наши усилия, мы должны внимательно взгля­нуть на экономический процесс и попытаться некоторым образом «подстеречь» тот пункт, благодаря которому в какое-то время и в ка­ком-то месте из экономических подоснов образуется цена той или иной вещи.

Если вы теперь исследуете общепринятые экономические теории, то найдете, что в них обычно указывается на три фактора, при взаимо­действии которых должно развертываться все народное хозяйство. Это — природа, человеческий труд и капитал. Конечно, можно сказать: ис­следуя экономический процесс, мы замечаем в нем то, что идет от при­роды, то, что достигается человеческим трудом, и то, что предпринима­ется или организуется с помощью капитала. Но если так просто, рядом друг с другом, рассматривают природу, труд и капитал, то живой эконо­мический процесс не постигают. Именно такое рассмотрение ведет к многообразнейшим односторонностям. И это показывает история эко­номических учений. В то время, как одни думают, что вся стоимость заключена в природе, а человеческий труд, собственно, не прибавляет никакой особой стоимости к материалу природного объекта, другие по­лагают, что вся экономическая стоимость запечатлевается в каком-либо благе, каком-либо товаре благодаря, можно сказать, кристаллизирован­ной в нем работе, овеществленному труду. Если же сопоставляется ка­питал и труд, то, с одной стороны, находятся люди, которые говорят, что именно капитал, он и только он, обусловливает труд, и что заработ­ная плата выплачивается за счет капитала. С другой стороны говорят: нет, то, что создает стоимости, — это труд, а то, чего добивается капи­тал, — это извлеченная из результата труда прибавочная стоимость.

Дело обстоит так: если вещи рассматривают с одной точки зрения, то правы одни, а если рассматривают с другой точки зрения — правы другие. Кое-кому такое рассмотрение реальности покажется какой-то бухгалтерией: начнут считать по одной статье — получается одно, нач­нут по другой — другое, и так далее. Можно очень хорошо и с очень сильными, по-видимому, аргументами говорить о прибавочной сто­имости, которая, собственно, изымается из заработной платы и присва­ивается капиталистом. Можно столь же обоснованно говорить о том, что в экономическом отношении все является достоянием капиталиста, и он выплачивает своим рабочим средства, которые может пустить на заработную плату. У обеих сторон имеются и очень сильные и очень слабые аргументы. Все эти подходы, собственно, не в состоянии подой­ти к экономической реальности. Они хороши как основа для агитации, но совсем не годятся для серьезной экономической науки. Прежде все­го, нужны другие основы, если мы вообще хотим говорить с известным правом о дальнейшем развитии хозяйственного организма. Конечно же, все подобные установки до некоторой степени оправданы; и если, например, Адам Смит видит в труде, приложенном к вещи, первичный ценообразующий фактор, то это можно очень хорошо обосновать. Ведь такой человек, как Адам Смит, не выдумывал бессмыслиц; но и у него основой всегда является убеждение, что можно ухватить нечто находя­щееся в покое и дать ему определение, тогда как в хозяйственном про­цессе все пребывает в непрерывном движении. Можно сравнительно просто устанавливать понятия в отношении явлений природы, даже самых сложных, но не в отношении таких воззрений, которые нужны в экономической науке. Явления, возникающие в народном хозяйстве, бесконечно сложнее, подвижнее и изменчивее явлений природы, гораз­до более текучи, и их намного труднее охватить с помощью каких-либо определенных понятий.

Нужно вводить совсем другой метод. Этот метод будет трудным для вас только в самом начале, но вы увидите, что благодаря ему обра­зуется то, что можно положить в основу истинной экономической науки. Итак, в этот экономический процесс, который мы должны рас­смотреть, включены природа, труд человека и — прежде всего, если увидеть хозяйственный процесс с чисто внешней стороны, — капи­тал. Прежде всего!

Сначала попытаемся получить наглядное представление о середи­не — о человеческом труде; обратимся опять к области мира животных — вчера я уже говорил об этом — и взглянем на хозяйственную дея­тельность не человека, а воробья или ласточки. Да, здесь основой хозяй­ства является природа. Воробью приходится выполнять некий род тру­да. За день он немало попрыгает в поисках зернышек. Ласточка, строя гнездо, тоже трудится и притом очень много. Однако в экономическом смысле мы не можем назвать это трудом. Мы не можем развивать наши взгляды на экономику, если называем это трудом. Ибо мы должны, если взглянем внимательнее, сказать: воробей, ласточка так организова­ны и выполняют как раз то, что должны известным образом выпол­нить, чтобы найти себе корм. Они не могли бы быть вполне здоровы­ми, если бы не двигались определенным образом. Это есть как бы про­должение их организации, принадлежащее им так же, как ноги или кры­лья. Поэтому если мы хотим образовать экономические понятия, то должны совсем отказаться от того, что нужно было бы здесь назвать мнимым трудом. Когда природой пользуются непосредственно, а от­дельные существа выполняют какую-то работу только для того, чтобы удовлетворить себя и самое ближайшее свое окружение, то мы должны, собственно, исключить этот мнимый труд, если хотим определить то, что в экономическом смысле является стоимостью, что есть некая сто­имость. И речь идет прежде всего о том, что нужно познакомиться бли­же с этой экономической стоимостью.

Итак, обозревая хозяйство животных, мы можем сказать: ценно­сти для них образует только сама природа. Ценности для хозяйства животных образует только сама природа. Восходя к человеку, то есть к его хозяйству, мы, конечно, имеем со стороны природы исходный пункт для природной стоимости; но в тот момент, когда люди начина­ют заботиться не только о себе и о своем самом ближайшем окруже­нии, но и о других, в поле нашего зрения тотчас же появляется челове­ческий труд. И то, что человек должен делать теперь, когда он не толь­ко использует продукты природы для себя, но и вступает в какие-либо отношения с другими людьми и обменивает с ними товары, — эти его действия по отношению к природе становятся работой, трудом. И здесь мы имеем один из аспектов стоимости в экономике. Этот аспект возникает благодаря тому, что к продуктам природы прилагается че­ловеческий труд, и в экономическом обороте мы имеем продукты при­роды, преобразованные человеческим трудом. Только тогда и возни­кает действительная экономическая стоимость. Пока продукт приро­ды остается на месте своего происхождения, нетронутый, он не имеет другой ценности, кроме той, которую он также имеет, например, и для животного. Когда вы делаете первый шаг к тому, чтобы ввести продукт природы в процесс экономической циркуляции, тотчас, благода­ря преобразованному продукту природы, возникает экономическая стоимость. Тогда мы можем охарактеризовать экономическую сто­имость таким тезисом: экономическая стоимость в этом аспекте есть продукт природы, преобразованный человеческим трудом. — Состо­ит ли этот человеческий труд в том, что мы копаем, рубим или перено­сим продукт природы с одного места на другое, — это не меняет суще­ства дела. Если мы хотим уже сейчас получить определение стоимости в общем и целом, то должны сказать: стоимость образуется человечес­ким трудом, изменяющим продукт природы таким образом, что он может вступить в процесс экономического кругооборота.

Внимательно рассмотрев это, вы увидите, как текуча стоимость товара, циркулирующего в экономическом кругообороте. Ибо труд есть нечто постоянно присутствующее и воздействующее на товар. Так что вы, собственно, не можете сказать, что такое стоимость. Вы можете только сказать: стоимость появляется на определенном месте, в определенное время благодаря тому, что человеческий труд преоб­разует продукт природы. Здесь появляется стоимость. Невозможно и нежелательно дать сразу определение стоимости, желательно лишь указать место, где она появляется. Я бы хотел представить вам это схематически, сказать об этом так: мы имеем некоторым образом на заднем плане природу (рис. 2, слева); к ней примыкает человеческий труд, а то, что появляется благодаря как бы взаимо­проникновению природы и человечес­кого труда, то, что становится здесь видимым, — это один из аспектов сто­имости. Вы дадите правильный, не фальшивый ответ, сказав, например, следующее: посмотрев на что-то черное, на черную поверхность сквозь светлое, вы увидите ее голубой. И в зависимости от толщины светлого слоя голубой цвет выглядит по-разному, его плотность меняется, он колеблется. Так в экономике колеблется стоимость, которая есть ни что иное, как проявление природы, прошедшей через человеческий труд.

С помощью этого примера мы получили всего лишь некоторую абстрактную схему. Но в последующие дни она будет для нас ориенти­ром в конкретных изысканиях. Вы привыкли, что во всех науках все­гда начинают с простейшего. Но, видите ли, труд, как таковой, не имеет никакого определения в экономике. Ибо если один рубит дрова, а другой переступает со ступеньки на ступеньку в колесе, так как он толст и от этого становится тоньше, то желающий похудеть может затратить такое же количество труда, как и тот, кто рубит дрова. Ко­лоссальная нелепость — рассматривать труд так, как рассматривает его, например, Маркс³, утверждающий, что в качестве эквивалента надо искать некие затраты человеческого организма на работу; ибо пляшет ли человек на колесе или рубит дрова — расход тот же. В экономичес­ком смысле безразлично, что происходит с человеком. Мы же видели, что экономика граничит с внеэкономической областью. С чисто эко­номической точки зрения неоправданны какие-либо ссылки — по край­ней мере, в начале, при экономическом установлении понятия труда — на то, что труд изнашивает человека. Это имеет опосредованное значение потому, что надо заботиться о потребностях человека. Но делать так, как делает это Маркс, — колоссальная нелепость.

Что же необходимо для постижения труда в экономическом про­цессе? Нужно сначала совершенно отвлечься от человека и посмотреть, как труд вступает в экономический процесс. Труд на упомянутом колесе совсем никак не вступает в экономический процесс, он целиком остает­ся при человеке, а рубка дров вступает в него. Только это одно и важно: как труд вступает в экономический процесс. Если принять все это во внимание, то речь, собственно, идет о том, что везде труд изменяет природу. И лишь постольку, поскольку природа изменяется человечес­ким трудом, мы образуем экономическую стоимость в этом аспекте. Если мы, например, ради собственного телесного здоровья находим пра­вильным, поработав в природе, немного потанцевать или заняться эв­ритмией, то это надо обсуждать с другой точки зрения; но то, что мы в таких случаях делаем, нельзя назвать в экономическом смысле трудом и считать создающим экономическую стоимость. В каких-то других ас­пектах он может создавать стоимость, но мы должны сначала образо­вать чистые понятия об экономических стоимостях как таковых.

Существует еще совершенно другая возможность для возникно­вения экономической стоимости. Она появляется, если мы рассматриваем труд как таковой, принимаем его за первично данное. Как вы только что видели, труд с экономической точки зрения есть, прежде всего, что-то совершенно нейтральное, не имеющее значения. Но он становится образующим стоимость фактором во всех тех случаях, когда направляется духом, интеллектом человека — здесь я должен гово­рить несколько иначе, чем до сих пор. Вы и сами могли уже иногда, в некоторых случаях, размышлять о том, как то, что обыкновенно вовсе не является трудом, превращается в труд благодаря человеческому духу. Если кто-либо вздумает воспользоваться упомянутым колесом и, же­лая похудеть, установит его в своей комнате, то никакой экономичес­кой стоимости не возникнет. Но если он обвяжет колесо канатом и как-то прикрепит этот канат, чтобы приводить в движение машину, то нечто, совсем не являющееся трудом, получит под действием разу­ма стоимость. Побочным эффектом будет то, что человек действи­тельно похудеет; но решающим здесь становится то, что труд под дей­ствием духа, интеллекта, благодаря размышлению, возможно, и с по­мощью отвлеченного суждения приобретает определенную направ­ленность, те или иные виды работ приводятся в согласование и так далее. Так что можно сказать: здесь мы имеем второй аспект образова­ния экономической стоимости. Там, где на заднем плане стоит труд, а на переднем — дух управляет трудом, там труд просвечивает для нас сквозь разум и опять образует экономическую стоимость.

Мы увидим, что эти два аспекта стоимости присутствуют везде. Я нарисовал здесь схему (см. рис. 2, слева), по которой видно, что экономическая стоимость образуется, когда природа подвергается воз­действию труда. А то, о чем я говорил сейчас, я должен изобразить так: тут у нас на заднем плане труд, а перед ним то, что, как дух, определен­ным образом воздействует на труд (рис. 2, справа).

Таковы в основных чертах два полюса экономического процесса. Вы не найдете других способов образования экономической стоимости: или природа изменяется трудом, или труд изменяется духом. При этом внешним выражением духа являются многообразнейшие формации капитала, так что в экономическом отношении дух надо искать в тех или иных конфигурациях капиталов. По крайней мере, это является его внешним выражением, в чем мы убедимся, когда будем рассматривать капитал как таковой, а потом капитал в денежной форме.

Итак, вы видите, что невозможно получить определение экономической стоимости. Подумайте только, от чего все это зависит, от скольких умных и глупых людей зависит, чтобы где-то труд был изме­нен духом. Здесь существуют непрерывно меняющиеся условия. Но всегда верным, очевидным остается положение, по которому момен­ты образования стоимости следует искать в этих двух полярных про­тивоположностях экономического процесса.

И если это так, то налицо следующее: когда мы находимся внут­ри экономического процесса, и где-то в нем происходит купля и про­дажа, то в виде купли и продажи мы имеем, по существу, стоимост­ный обмен, обмен стоимостей. Вы не найдете никакого иного обмена, кроме обмена стоимостей. На самом деле неверно говорить об обмене товарами. В экономическом процессе всякое благо есть стоимость — будь то модифицированный продукт природы или модифицирован­ный труд. Обмениваются именно стоимости. В этом суть. Следова­тельно, мы должны сказать: если где-то происходит купля и продажа, то обмениваются стоимости. И то, что появляется в экономическом процессе, когда стоимости некоторым образом сталкиваются при об­мене, — это и есть цена. Цена появляется не иначе, как из столкнове­ния стоимостей в экономическом процессе. Поэтому совсем нельзя говорить о цене, если имеют в виду только обмен товаров. Если вы покупаете яблоко, например, за пять пфеннигов, вы ведь можете ска­зать, что обмениваете одно благо на другое, яблоко на пять пфенни­гов. Но так вы никогда не придете к рассмотрению с точки зрения экономики. Ибо яблоко где-то сорвано, затем привезено, может быть, вокруг него еще что-то происходило. Это — труд, который его моди­фицировал. Вы имеете дело не просто с яблоком, а с продуктом при­роды, измененным трудом человека и представляющим собою неко­торую стоимость. В экономике надо всегда исходить из стоимости. Так же и с пятью пфеннигами — вы имеете дело со стоимостью, а не с товаром, ибо эти пять пфеннигов, — пожалуй, только знак того, что у человека, желающего купить себе яблоко, имеется другая стоимость, которую он обменивает.

Итак, я придаю большое значение тому, чтобы мы сегодня при­шли к пониманию, что начинать рассмотрение экономики с товара неправильно, ибо как о первичном элементе мы должны говорить о стоимости, и что неверно постигать цену иначе, как рассматривая игру стоимостей. Стоимость против стоимости дает цену. Уже стоимость есть нечто колеблющееся, не поддающееся определению, более того, если вы обмениваете стоимость на стоимость, то возникающая при обмене цена есть нечто колеблющееся в квадрате.

Из всего этого вы можете сделать вывод, что тщетно желание сразу постичь стоимость и цену, чтобы обрести твердую почву в эко­номике и вмешиваться в экономический процесс. Надо принять во внимание еще что-то совершенно другое, лежащее позади этих явле­ний. И оно действительно существует. Очень простой пример пока­зывает это.

Только представьте себе: перед нами природа, измененная чело­веческим трудом. Если мы, например, в каком-то месте в чрезвычайно тяжелых условиях добываем железную руду, то стоимость образуется благодаря модифицированному человеческим трудом объекту природы. Если же будут добывать железную руду в другом месте в более легких условиях, то при этом можно получить совсем другую сто­имость. Вы видите, что приходится иметь дело не со стоимостью, а надо постигать то, что существует позади стоимости. Необходимо об­ратиться к тому, что образует стоимость, и тогда постепенно подойти к более устойчивым отношениям, таким, на которые можно будет ока­зывать непосредственное воздействие. Ибо в тот момент, когда вы ввели стоимость в экономическую циркуляцию, вы должны дать ей возможность меняться в условиях хозяйственного организма. Рассмат­ривая тонкое строение кровяных телец, — а они иные в голове, иные в сердце, иные в печени, — вы не вправе сказать: надо найти для крови некое определение — об этом не может быть и речи, можно говорить только о том, какие питательные вещества наиболее благоприятны в том или ином случае. Также невозможны и общие рассуждения по поводу стоимости и цены, можно только идти к первичным факто­рам, к тому, что, будучи правильно сформировано, рождает соответ­ствующую цену, которая потом устанавливается сама собой.

Экономическое рассмотрение не может оставаться в области оп­ределений стоимости и цены, но всегда надо возвращаться к тому, что является исходными точками: к тому, откуда экономический процесс, в некотором смысле, берет свое питание, с одной стороны, и к тому, что его регулирует, с другой стороны, то есть к природе, с одной сто­роны, и к духу, с другой.

Для экономических теорий нового времени трудность состояла в том, что они хотели прежде всего охватить то, что изменчиво по своей природе. В результате для того, кто прозревает эти вещи, оказывается, что в сущности почти нет неверных определений, все они сплошь правильные. Ведь надо уж очень далеко бить мимо цели, чтобы утвер­ждать, будто труд соответствует тому, что должно быть возмещено в человеческом организме, и что труд есть потребленная материя. Тут надо не видеть простейших вещей. Однако, действительно очень ум­ные люди, развивая свои экономические теории, совершенно запуты­вались из-за того, что желали наблюдать в покое вещи, находящиеся в движении. Относительно природы это можно и зачастую необходимо делать; но тут вполне удовлетворителен совсем иной способ наблюде­ния того, что находится в покое. Когда рассматривают движение, то, наблюдая природу, делают это таким образом, что условно расклады­вают его на малые состояния покоя, а затем считают, что переходят из одного такого состояния в другое. Движение интегрируют и рассмат­ривают как нечто, складывающееся из состояний покоя.

По образцу такого вида познания нельзя рассматривать эконо­мический процесс. Так что нужно сказать: экономическая наука долж­на начинать с изучения того, каким образом стоимость появляется там, где, с одной стороны, природа преобразуется трудом, а с другой стороны, дух просвечивает сквозь труд. Эти два вида возникновения стоимости полярно противоположны, подобно тому как в спектре один полюс — светлый полюс, желтый полюс — отличается от темного, фиолетового полюса. И вы можете запомнить этот образ: как с одной стороны спектра появляются теплые цвета, так с одной из сторон — в случае преобразованной трудом природы — появляется природная стоимость, которая обнаруживает себя больше в образовании ренты; а с другой стороны — при рассмотрении труда, измененного духом, — нам является стоимость, превращенная преимущественно в капитал. Цена может возникнуть, когда стоимости одного полюса сталкивают­ся со стоимостями другого полюса или когда стоимости одного полю­са обмениваются между собой. Но каждый раз, когда вообще прихо­дится рассматривать образование цены, происходит взаимодействие стоимостей. Это значит, что мы должны совершенно отвлечься от всего, что нас окружает, от всякой вещественности, от всего этого мы должны отвлечься и прежде всего увидеть, как образуются стоимости на одной стороне и как образуются стоимости на другой стороне. И тогда мы сможем продвинуться дальше к проблеме цены.